Но он ошибался…
Второй за последнее время штурм Кабула прошел сложнее, чем первый — Масуд, отходя, оставил небольшой арьергард, и сейчас он с боями отходил по направлению к баграмской дороге. Перехватить путь отхода не было никакой возможности, авиации у талибов не было, мобильных сил очень мало, да и нужны они были в других местах. Да и задачи такой, на блокирование отходящих никто не ставил — отходят и пусть отходят.
Перестрелки еще гремели — некоторые защитники отказались покидать город, оставались в нем до конца, Кабул все же был не пуштунским, население в основном говорило на дари, не на пушту — когда с юга в город въехали несколько автомобилей Тойота и различных грузовых машин, эта колонна шла от самого Кандагара. В грузовых машинах были талибы, хорошо подготовленные и уже обкатанные в боях части, отличавшиеся даже внешним видом — здоровые, темноволосые, молодые, с длинными черными бородами, хорошо вооруженные. В легковых автомобилях были пакистанцы — специальная группа, возглавляемая бригадиром Фахимом. В числе пакистанцев был и Алим Шариф, теперь уже подполковник. Звание ему присвоили досрочно, через два месяца после вызволения захваченного бандитами каравана, когда по Афганистану поползло и пакистанская разведка приняла единственно верное в такой ситуации решение.
Если не можешь остановить процесс — возглавь его!
Алим Шариф не был в Кабуле несколько лет, последнее, что он помнил о нем — смазанные впечатления бегства, бег волчьей стаи навстречу пропасти — и теперь он смотрел на город, где когда то ему дали квартиру, как будто видел его впервые. Кабул изменился — никакого общественного транспорта, мало машин, что-то горит, стены избиты пулями, на улицах не защитники революции, молчаливые, строгие — а талибы где то стреляют, где то грабят, где-то потрясают автоматами, кричат Аллах Акбар! стреляют в воздух. Выбитые стекла, закрытые дуканы, усыпанные самыми разными гильзами улицы в рытвинах от снарядов, которыми обстреливали Кабул вот уже несколько лет, следы пожаров на некоторых домах. Ощущение катастрофы, острое ощущение горящего, рушащегося в пропасть мира.
Колонна, возглавляемая Тойотой свернула по нужному адресу, проезжая мимо дома Тойота дала сигнал и проехала дальше, набитый боевиками грузовик боднул прочные ворота. Потрясая автоматами, изрыгая воинственные вопли — воинство бросилось на приступ.
Бригадир Фахим брезгливо наблюдал за всем через тонированные стекла машины. Его британское воспитание, полученное при посольской школе остро протестовало при виде таких вот зрелищ, хотя не понимать их необходимости он не мог.
Сотрудники ООН конечно же не могли ничего сделать с ордой, они понимали за кем пришли эти бородатые, вонючие, озверевшие люди, и не собирались умирать ради этого человека
— Господин бригадир, они могут там все поджечь.
— Ты прав… — сказал бригадир — надо идти. Держись рядом со мной.
Грузовик — старый индийский Мерседес, разукрашенный всеми цветами радуги — преграждал вход во двор миссии ООН, Алим вышел вперед, с силой долбанул прикладом по двери со стороны пассажира.
— Ты, сын осла, сдай назад, не видишь что ли?!
Водитель послушно нажал на газ, машина сначала дернулась вперед, окатила тяжелым солярным, оседающим на языке выхлопом. Потом, кашляя изможденным мотором, подалась назад, тяжело выкатываясь на улицу и перекрывая ее длинным кузовом.
В здании был полный бардак, били стекла. Из здания уже несли — неважно, что для этих компьютер — всего лишь непонятный ящик, неизвестно зачем существующий. На базаре можно продать, а если не купят — выкинуть. Двери были вынесены, сорваны с петель.
В здании копошились, несли, пакистанские коммандос вышли вперед, чтобы провести группу, щедро раздавали удары прикладами зазевавшимся. Комната, где находился президент была хорошо известна — пакистанская разведка приложила немало сил, чтобы узнать — где именно в какой части здания скрывается Наджибулла. Штурмующих предупредили — за его смерть при штурме — всех повесят. Возможность разобраться им дадут потом.
Президента сбили с ног и немного помяли — но он все же был жив. Мухаммед Наджибулла, бывший акушер, бывший посол, бывший начальник ХАД и бывший президент Афганистана — а теперь просто изгнанник в собственной стране сидел на полу в комнате, где он жил в окружении злобно смотрящих на него пуштунов — талибов. Простая комната, здесь даже нет окна, стол, стул, походная койка. Несколько книг.
— Уберите всех лишних, лейтенант — приказал бригадир офицеру пакистанских коммандос — и сами выйдите. Около двери не стоять, займите позиции не меньше чем в пяти метрах от нее. Кто осмелится подойти ближе — трибунал.
Пакистанцы, вооруженные в отличие от душманов короткоствольными МР-5 вытолкали талибов взашей и вышли сами. В комнате, наедине с бывшим президентом остались только трое: бригадир, подполковник Шариф и еще один офицер пакистанской безопасности.
Все трое не знали, что это должно было быть их последнее задание, после того, как ни выполнили бы его — всех троих должны были ликвидировать как носителей тайны. Тайны, смертельно опасной для государства Пакистан, угрожающей самому его существованию — которой еще не существовало, но которая должна была появиться после выполнения ими задания. В ИСИ боролись за власть несколько группировок и бригадир Фахим с его подозрительными связями в Афганистане, с его контактами с бывшими офицерами коммунистического режима Наджибуллы, их активное использование, связи с Танаем, пуштуном по национальности… все это многим не нравилось. В таких делах посвященных убирают всегда, бригадир Фахим в принципе подозревал недоброе, но он не мог отказаться от задания. Тем не менее — и он предпринял кое-какие меры предосторожности, чтобы не быть убитым…
Но Аллах распорядился иначе.
— Встаньте, господин президент — сказал бригадир — не дело сидеть на полу. Поднимите его, посадите на стул.
Алим Шариф и еще один пакистанский офицер выполнили приказ.
— Я не президент.
— Вы президент. Последний законно избранный президент этой страны.
— А мои граждане решил таким образом воздать мне почести?
Бригадир вздохнул
— Воздавать почести вам не за что, господин Наджиб. Вы допустили то, что ваши генералы вас же и предали. Если хотите вешать — надо вешать. Если хотите миловать — надо миловать. Но нельзя делать и то и другое сразу. Правила должны быть едины для всех.
— Да… я зря не повесил Таная…
Фахим рассмеялся
— При чем тут Танай? Танай увидел на чьей стороне сила и сделал выбор. Нельзя убивать врагов, если можно сделать их друзьями. А друзьями врагов делает старый добрый страх. Пусть и лицемерными друзьями.
— Что вам надо? Я вас кстати знаю… Фахим?
Бригадир хлопнул в ладоши.
— Вспомнили? Великолепно. Тогда мне не надо объяснять кто я и откуда. Перейдем сразу к делу. Вас не удивляет, почему мы, Пакистан, вмешиваемся в ваши дела?
— Как ни странно — нет.
— Действительно, тут нет ничего удивительного, хотя проблема не в том, о чем вы только что хотели иносказательно намекнуть. Проблема в том, что в Афганистане у нас никогда, до последнего момента не было друзей, настоящих друзей.
— А настоящие друзья — эти? — президент кивнул на дверь
— Да. Как ни странно с ними можно дружить, и знаете почему? Потому что они не пуштуны, а воины Аллаха. Для них все равно, кто ты по национальности, и для них все равно где на карте проведена черта. Они глобально мыслят.
— Ах вот вы о чем… Нетрудно было догадаться.
Линия Дюранда — одно из многих преступлений Британской империи перед человечеством. За время колониального господства Британия выработала несколько принципов, как можно править территориями, в десятки раз превышающими по площади и населению метрополию. Два из них — первый "разделяй и властвуй", второй — "всегда нужно иметь повод для войны". Именно этими принципами руководствовался сэр Мортимер Дюранд, когда в одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году заставил афганского короля подписать договор о передаче части афганских земель в аренду Британской Индии, тогда еще единой и включающей территорию современных Бирмы, Пакистана и Индии. Проведенная произвольно линия пролегла по землям расселения пуштунов и разделила племена надвое. Потом, после крушения британской колониальной империи Индия отделилась и провозгласила независимость в сорок седьмом году, а Пакистан — только в пятьдесят шестом, таким образом получалось что Пакистан стал правопреемником британских колониальных активов, в том числе и этого договора аренды. Пакистанская часть пуштунских племенных земель получила название "зона племен" и управлялась племенной администрацией, власть особо не вмешивалась в их дела, граница между Афганистаном и Пакистаном никак не была делимитирована за исключением отдельных участков, как например в районе стратегического Хайберского прохода. Тем не менее — вопрос зоны племен был камнем преткновения между двумя странами: ни одна власть в Афганистане не могла признать эту границу, потому что немедленно была бы свергнута, а Пакистану пуштуны приносили одни проблемы — но после двух бездарно просранных войн с потерей территорий пакистанские военные, всегда правившие в этой стране не могли пойти на то, чтобы отдать еще и Зону племен. Ситуация изменилась с вводом советских войск в Афганистан — в зону племен хлынули беженцы, в обратном направлении — оружие, кустарным изготовлением которого там всегда занимались, начали работать лагеря подготовки боевиков и медресе с ваххабитами — преподавателями, в которых пуштунские дети становились теми, кем они никогда не были — исламскими экстремистами. Пытаясь перекрыть границу, афганское правительство с советскими войсками сначала перекрыло ее заставами — это перекрыло кочевые пути для многих племен и они взялись от этого за оружие, а потом начало операцию "Завеса" — охоту спецназа и вертолетов на караваны. В караванах шли не только военные, но и гражданские грузы, их сопровождали их владельцы, гибнущие от ударов шурави — что мира и добра за эту землю не приносило. Так, всего за два десятилетия Зона племен превратилась в некое подобие Сектора Газа, только еще более крупного по территории и опасного. Землю, где терроризм воспроизводит сам себя.
